Герберт, волнуемый смутными предчувствиями, несколько раз порывался пойти навстречу Набу, но Пенкроф убедил его, что это было бы напрасным трудом: в такой темноте невозможно было разыскать следы Наба и разумнее было просто поджидать его. Если же Наб не вернётся ночью, то рано утром он, Пенкроф, первым пойдёт на розыски.
Гедеон Спилет добавил, что им не следует разлучаться, и Герберту пришлось отказаться от своего проекта. Но две крупные слёзы скатились по его щекам.
Между тем погода явно портилась. Сильнейший шквал неожиданно пронёсся над побережьем. Океан, несмотря на то что сейчас был отлив, яростно шумел, разбивая свои валы о прибрежные скалы. Тучи песка, смешанного с водяной пылью, носились в воздухе. Ветер дул с такой силой, что дым от костра не находил выхода из узкого отверстия в скале и заполнил коридоры Камина.
Поэтому, как только глухари подрумянились, Пенкроф уменьшил огонь, оставив только тлеющие угли под золой.
К восьми часам Наба всё ещё не было. Все решили, что непогода заставила его укрыться где-нибудь и ждать наступления дня.
Дичь оказалась превосходной на вкус. Пенкроф и Герберт, у которых длинная экскурсия пробудила сильный аппетит, накинулись на неё с жадностью.
После ужина все улеглись спать. Герберт заснул немедленно.
Буря разыгралась не на шутку. Ветер достиг силы того урагана, который забросил воздушный шар из Ричмонда в этот отдалённый уголок Тихого океана. Камин, стоящий лицом к востоку, попал под самые сильные удары урагана. К счастью, нагромождение скал, давшее убежище потерпевшим крушение, было настолько прочным, что им не угрожала никакая опасность.
Несмотря на неистовство бури, грохот валов и раскаты грома, Герберт крепко спал. Сон в конце концов свалил и Пенкрофа, которого море приучило ко всему. Не спал лишь один Гедеон Спилет. Он упрекал себя в том, что не пошёл вместе с Набом. Что случилось с бедным парнем? Почему он не вернулся?
Журналист ворочался с боку на бок на своём песчаном ложе, не обращая внимания на бушующую стихию. Порой его отягощённые усталостью веки слипались, но тотчас же какая-нибудь новая мысль отгоняла сон.
Около двух часов ночи крепко спавший Пенкроф почувствовал, что кто-то толкает его в бок.
— Что случилось? — вскричал Пенкроф, просыпаясь и овладевая своими мыслями с быстротой, свойственной морякам.
Журналист стоял, склонившись над ним.
— Слушайте, Пенкроф, слушайте! — прошептал он.
Моряк насторожился, но ничего не услышал, кроме воя бури.
— Это ветер, — сказал он.
— Нет, — возразил Гедеон Спилет. — Мне послышалось…
— Что?
— Лай собаки!
— Собаки?!
Пенкроф вскочил на ноги.
— Да!
— Это невозможно! Да ещё при таком вое ветра.
— Вот… слушайте! — прервал его корреспондент.
Действительно, в минуту затишья Пенкроф услышал отдалённый лай.
— Слышите? — спросил корреспондент, сжимая его руку.
— Да… да… — ответил Пенкроф.
— Это Топ! Топ! — вскричал проснувшийся Герберт.
Все трое ринулись к выходу из Камина.
Выйти было трудно. Ветер, дувший в лоб, толкал их обратно. Только уцепившись за скалы, они смогли кое-как удержаться на ногах.
Тьма была непроницаемая. Море, небо, земля были одинаково беспросветно черны. В продолжение нескольких минут журналист и двое его товарищей стояли, оглушённые бурей, заливаемые дождём, ослеплённые песком. Но вдруг до них снова донёсся собачий лай.
Это мог лаять только Топ. Но был ли он один или сопровождал кого-нибудь?
Моряк пожал руку журналиста, приглашая его остаться на месте, — слова не были слышны, — и бросился в пещеру. Через минуту он возвратился, держа в руках пылающую головню. Подняв её над головой, он резко свистнул. В ответ раздался уже более близкий лай, и вскоре в пещеру вбежала собака. Герберт, Пенкроф и Спилет последовали за ней.
Моряк подбросил в костёр сухие ветки, и языки пламени осветили коридор.
— Это Топ! — вскричал Герберт.
Это действительно был Топ, великолепный англо-нормандский пёс, получивший от скрещивания двух пород быстрые ноги и тонкое обоняние — два огромных достоинства для охотничьей собаки.
Это была собака Сайруса Смита.
Но она была одна — ни инженер, ни Наб не следовали за ней.
Непонятно, каким образом инстинкт мог довести собаку до Камина, где она никогда не бывала. Но ещё более непонятным было то, что Топ, выдержавший борьбу с непогодой, не казался усталым.
Герберт притянул собаку к себе и ласкал её. Топ радостно тёрся головой о руки юноши.
— Раз нашлась собака — значит, найдётся и её хозяин! — сказал журналист. — В дорогу! Топ поведёт нас!
Пенкроф не спорил. Он понимал, что с приходом собаки его печальные предположения потеряли почву.
— В дорогу! — подхватил он.
Он тщательно укрыл золой тлеющие угли, чтобы сохранить огонь, забрал остатки ужина и пошёл к выходу, свистнув Топу. За ним последовали Герберт и журналист.
Буря достигла наивысшего напряжения. Сплошные тучи не пропускали ни одного луча света. Выбирать дорогу было невозможно. Лучше всего было довериться инстинкту Топа. Так и поступили. Спилет и Герберт шли следом за собакой, а моряк замыкал шествие.
Свирепствовавший с неслыханной силой ураган превращал струи ливня в водяную пыль. Однако одно обстоятельство благоприятствовало потерпевшим крушение: ураган дул с юго-востока, то есть прямо в спину им, и не только не затруднял, но даже ускорял ходьбу. К тому же надежда найти исчезнувшего товарища прибавляла силы. Потерпевшие крушение не сомневались в том, что Наб разыскал своего хозяина и послал за ними верного Топа. Но был ли инженер ещё жив или Наб вызвал своих товарищей только затем, чтобы отдать последний долг его праху?