Прошло ещё двадцать четыре часа, а земля по-прежнему не появлялась. Ветер перешёл в шторм. Всё время приходилось менять галсы, брать рифы, делать повороты. В этот день был момент, когда «Благополучного» целиком накрыло волной — от киля до верхушки мачты. К счастью, Пенкроф предвидел такую возможность и приказал всем привязаться, не то волна непременно смыла бы кого-нибудь за борт.
В эту опасную минуту команда «Благополучного» неожиданно получила помощь от пленника. Инстинктом моряка угадав опасность, он выскочил из люка и сильным ударом шеста выбил фальшборт, чтобы вода, залившая палубу, скорее стекла. Когда шлюп выпрямился, он, не сказав ни слова, вернулся в свою каюту.
Пенкроф, Гедеон Спилет и Герберт, онемев от изумления, смотрели на него.
Между тем положение час от часу становилось всё опасней. Моряк сознавал, что заблудился в этом безбрежном океане, и не знал, как стать на правильный курс.
Ночь с 19-го на 20-е была тёмной. Однако около одиннадцати часов вечера ветер спал, и волнение немного утихло. «Благополучный» снова стал набирать скорость. К чести его строителей надо отметить, что судёнышко великолепно вело себя во всё время непогоды.
Пенкроф, Гедеон Спилет и Герберт не смыкали глаз в эту ночь. Они напряжённо всматривались в темноту, зная, что остров Линкольна должен быть где-то невдалеке. Либо они должны были увидеть его не позже рассвета следующего дня, либо примириться с мыслью, что «Благополучный», снесённый с курса течениями и ветром, заблудился в океане.
Пенкроф, взволнованный до крайности, не терял, однако, надежды. Это был мужественный человек.
Не выпуская из рук руля, он упорно всматривался в непроницаемую темноту.
Около двух часов ночи он вдруг вскочил на ноги.
— Огонь в виду! — вскричал он.
Действительно, в двадцати милях к северо-востоку в темноте мерцал огонёк. Остров Линкольна находился там, и это был костёр, зажжённый Сайрусом Смитом!
Пенкроф, правивший много северней, быстро переменил курс и направил судно на этот огонёк, блиставший, как звезда первой величины.
На следующий день, 20 октября, около семи часов утра, после четырёхдневного плавания, «Благополучный» бросил якорь в устье реки Благодарности.
Сайрус Смит и Наб, крайне обеспокоенные непогодой и продолжительным отсутствием своих товарищей, с зари дежурили на плоскогорье Дальнего вида. Наконец они увидели вдали долгожданное судёнышко.
— Наконец-то! — вскричал инженер. — Вот они!
Наб от восторга пустился в пляс.
Пересчитав людей, находящихся на палубе шлюпа, инженер сперва подумал, что либо Пенкрофу не удалось найти потерпевшего крушение на острове Табор, либо этот несчастный отказался переменить одну тюрьму на другую и остался на своём острове.
Действительно, на палубе «Благополучного» находились только Пенкроф, Гедеон Спилет и Герберт.
Когда судёнышко причалило, инженер, встретивший их на берегу вместе с Набом, крикнул:
— Мы очень беспокоились за вас, друзья мои! Не случилось ли с вами какого-нибудь несчастья?
— Нет, — ответил Гедеон Спилет. — Всё обошлось благополучно. Сейчас мы расскажем вам все подробности.
— Однако всё-таки вас постигла неудача в поисках? Иначе на палубе было бы не три человека.
— Простите, мистер Смит, — возразил моряк, — нас четверо.
— Вы разыскали этого потерпевшего крушение?
— Да.
— И привезли его сюда?
— Да.
— Живого?
— Да.
— Где же он? Кто он?
— Это человек, вернее, это бывший человек! — ответил журналист. — Вот и всё, что мы можем сказать вам, Сайрус.
И он в кратких словах рассказал инженеру о всех событиях последних дней, о том, как производились поиски, как единственный дом на острове оказался запущенным и нежилым, как, наконец, они нашли потерпевшего крушение, потерявшего всякий человеческий облик.
— Мы даже сомневались, стоит ли везти его сюда, — добавил Пенкроф.
— Нет, вы правильно поступили, Пенкроф! — живо сказал Сайрус Смит.
— Но этот несчастный потерял разум…
— В данное время, возможно, — ответил Сайрус Смит. — Но ещё несколько месяцев тому назад этот несчастный был таким же человеком, как вы и я. Кто знает, во что превратится после долгих дней одиночества тот из нас, которому суждено пережить всех остальных…
— Но, мистер Смит, почему вы думаете, что этот человек одичал недавно? — спросил Герберт.
— Потому, что записка была написана недавно и единственный человек, который мог её написать, — это сам потерпевший крушение.
— В том, однако, случае, если эта записка не была написана его товарищем, ныне умершим.
— Это невозможно, дорогой Спилет. — Почему? — спросил журналист.
— Потому, что в таком случае в записке говорилось бы о двух потерпевших крушение.
Герберт рассказал также инженеру о мгновенном возврате рассудка к этому человеку — в минуту, когда волна грозила гибелью судну.
— Ты прав, Герберт, придавая большое значение этому факту, — сказал инженер. — Этот несчастный не неизлечим. Он одичал от отчаяния и безнадёжности. Но здесь, окружённый заботливым вниманием, он выздоровеет. Мы спасём его!
Когда обитателя острова Табор вывели на берег, он первым долгом хотел убежать. Но Сайрус Смит мягко остановил его, положив ему руку на плечо. Несчастный, дрожа, остановился, опустил глаза, наклонил голову. Мало-помалу, однако, он успокоился.